Круглый стол
"МЕТОДОЛОГИЯ И ИНСТРУМЕНТАРИЙ ИНВЕСТИЦИОННОГО ПРОЕКТИРОВАНИЯ"

14 декабря 2000 года
г. Москва, ул. Смоленская, дом 5.
Гостиница "Золотое кольцо - Swiss Diamond."

МАТЕРИАЛЫ (продолжение)

Смоляк Сергей Абрамович - академик Международной академии информатизации, д.э.н.

Докладчик. Прежде чем говорить о рисках, надо договориться, что мы понимаем под риском и неопределенностью. Применительно к инвестиционному проектированию первичным, с моей точки зрения, является понятие неопределенности. Оно означает, что, когда мы разрабатываем проект, когда мы его оцениваем, обсуждаем и сравниваем, мы не имеем полной информации о каких-то его параметрах. Параметры эти могут быть разными: запасы нефти в месторождении, стоимость строительства, перспективный курс доллара, погода или иные характеристики окружающей среды. Отсутствие полной и точной информации о них и есть неопределенность. И, если мы не знаем точно цен, затрат, качества сырья и иных параметров проекта, это значит, что мы допускаем возможность, что они могут быть такими или иными. Все это можно объединить одним термином, сказав, что в условиях неопределенности возможны разные сценарии реализации проекта. Под неопределенностью, таким образом, можно понимать возможность разных сценариев реализации проекта. А дальше появляется важное обстоятельство, которого очень многие западные специалисты по оценке проектов не учитывают. В реальных инвестиционных проектах обычно участвуют несколько субъектов, и каждый из них должен оценить свое участие в нем. Но при этом один и тот же сценарий одни участники могут оценивать как приемлемый или благоприятный для них, а другие видеть в нем некие для себя неудобства. И вот здесь возникает понятие риска как возможности каких-то неблагоприятных сценариев. При этом, в отличие от неопределенности, понятие риска субъективно. Рискованность того или иного сценария зависит от того, кто его рассматривает. Скажем, какой-нибудь проектный институт разработал новую технологию и предложил инвестиционный проект, предусматривающий ее внедрение со своим участием. Естественно, что сотрудники института, разработав технологию и проведя нужные испытания, не видят никакого риска в ее практическом применении. Но есть другой участник проекта - завод, где новая технология будет внедряться. Там уже внедрялись другие технологические разработки, и не всегда успешно. Естественно, что завод увидит в данном проекте определенный риск. Другие элементы риска увидит в том же проекте еще один из его участников - кредитующий банк: ему тоже частенько не возвращались кредиты (возможно, выданные для освоения новых технологий). Таким образом, риск данного проекта - это понятие субъективное, он может оцениваться с точки зрения разных участников, а, следовательно, какого-то одного измерителя (показателя) риска для данного проекта не существует вообще. Можете рассматривать вышесказанное как важную преамбулу, которая, кстати, частично проясняет и один из вопросов, связанных с введением в норму дисконта так называемой премии за риск. Раз в проекте много участников и каждый из них оценивает риск по-своему, то, если и вводить эту премию (о чем мы поговорим дальше), то она должна быть разной для разных участников.
Прежде чем обсуждать то, как западные специалисты нас учат учитывать риск, давайте посмотрим, как это делали в Советском Союзе, как это привыкли делать российские проектировщики. Оказывается, учетом риска они занимались все время и это не является для них чем-то новым и незнакомым. Какое-то время я работал в проектном институте и участвовал в разработке разных технических и технологических проектных решений (строительные конструкции, выбор параметров и размещение оборудования и т.п.). Так вот, при соответствующих проектных расчетах проектировщики всюду вводят те или иные запасы. Даже при определении сметной стоимости объекта тоже предусматривается резерв средств на непредвиденные расходы. Возможно, что запасы были необоснованно велики или малы. Важно, что они предусматривались. И подобные запасы и резервы вы найдете даже в самом плохом бизнес-плане. Например, при расчете потребности в заемных средствах вы никогда не увидите в денежном потоке от всех видов деятельности точного нуля - проектировщики постараются, чтобы они были побольше. Тем более, чистый дисконтированный доход (ЧДД) по предлагаемому проекту всегда будет достаточно велик, хотя для эффективности проекта достаточно, чтобы он был не ниже одной копейки. По сути, это тоже введение некоторых запасов и резервов (некоторые соображения по этому поводу есть и в рассматриваемых на этом круглом столе Методических рекомендациях).
Если попытаться обобщить накопленный проектировщиками опыт, мы придем к очень простому принципу, который в указанных Рекомендациях приведен: при разработке инвестиционных проектов (бизнес-планов, инвестиционных предложений или иных проектных материалов), надо исходить из умеренно-пессимистических значений всех параметров проекта. Подчеркиваю: не лучших, не худших, не средних, а умеренно-пессимистических. Этот принцип трудно превратить в цифры, воплотить в конкретную формулу, но проектировщикам он во всяком случае понятен. Приведу только один достаточно показательный пример такого умеренного пессимизма. Разрабатывался проект строительства завода по производству высококачественного облицовочного кирпича. В то время для строительства элитных жилых домов подобный кирпич завозили из Финляндии, он стоил около 8000 рублей за штуку, тогда как простой, российский облицовочный кирпич, сами представляете, какого качества, продавался по 1300-1400 рублей (в старых ценах). По данному проекту предлагалось производить кирпич по качеству не хуже финского, из местного сырья, которое нашлось в Московской области. Затраты на производство оказались очень низкие, и встал вопрос: какую цену заложить в расчеты эффективности (в пределах от полутора до восьми тысяч рублей)? И в проект была заложена умеренно-пессимистическая цена - 1800 рублей за штуку. В данном случае она весьма близка к минимальной. Несмотря на это, проект оказался достаточно эффективным. Разумеется, были и примеры противоположного характера.
Обратите внимание, что данный принцип относится ко всем, или точнее, к почти всем параметрам проекта. Любой показатель, от которого зависит реализуемость и эффективность проекта, должен приниматься на некотором умеренно-пессимистическом уровне. Я сказал "почти все". Почему не все? Потому что, к одному параметру, о котором здесь уже речь шла, этот принцип неприменим: к норме дисконта. Я утверждаю, что, учитывая риск, вносить какие-то поправки в норме дисконта недопустимо. Объясню, почему. Начнем с самого простого качественного объяснения. Здесь сразу же возникает вопрос: а какой, собственно говоря, риск мы хотим учесть? Ведь многие виды рисков мы уже учли, приняв умеренно-пессимистические значения параметров проекта, введя нужные запасы и резервы. В этой ситуации логично было бы сказать - такие-то элементы риска мы учли указанным способом, а все остальные давайте учтем в норме дисконта. Проблема, однако, в том, что мы точно не знаем, какие именно элементы риска остались. Сторонники введения премии за риск прокламируют, в общем-то, два способа ее установления: по формулам или по специальным таблицам. К несчастью, те параметры проекта, где риск уже учтен, ни в этих формулах, ни в этих таблицах не отражены - исходными данными там являются тип проекта, характеристики финансового положения участника или иные весьма обобщенные показатели. Продолжу рассмотрение своего примера. Сравниваются два варианта инвестиционного проекта производства высококачественного кирпича. В них одна и та же технология, сырье, номенклатура продукции, но в одном варианте цена продукции 1800 рублей за штуку, а в другом 1900. Ясно, что второй вариант немного более рискованный, и при его оценке премия за риск должна быть выше. Однако ни одна из предлагаемых у нас или на Западе формул или таблиц не позволяют этого сделать. Точно так же, реализуемые в одном и том же НГДУ проекты совершенствования технологии разработки существующего нефтяного месторождения и разработки нового месторождения явно имеют разный риск, однако по всем существующим методикам премия за риск по ним оказывается одинаковой. Точно так же эти методики не покажут снижения премии за риск в случае, когда в расчете строительных конструкций проектировщики заложат повышенный запас прочности. Но, если предлагаемые формулы или таблицы неадекватно реагируют на изменение проектных решений, то и не надо рекомендовать ими пользоваться.
Обратим внимание также, что проект, предусматривающий внедрение новой техники или технологии, имеет высокий риск, но только до тех пор, пока техника или технология не освоены. Далее такой проект ничем, с точки зрения рисков, не отличается от "обычных" проектов. Если же ввести постоянную по годам премию за риск, мы будем считать проект рискованным вплоть до его завершения, что явно некорректно.
До сих пор мы вели разговор на качественном уровне, настало время поговорить на количественном - это будет более интересно. Вводя премию за риск в норму дисконта, люди руководствуются понятной логикой: в условия риска проект должен выглядеть менее эффективным, чем при наличии полной информации. Другими словами, учет риска должен снижать ЧДД. Для этого надо снизить ценность будущих рискованных доходов, и это достигается увеличением нормы дисконта. Казалось бы, все правильно. Но эти рассуждения корректны только по отношению к доходам. Да, будущий рискованный доход должен оцениваться меньше, чем такой же по величине безрисковый. Однако повышенная норма дисконта применяется не только к доходам, но и к расходам. И получается, что в случае, когда строительство объекта по рискованному проекту ведется два года, совершенно безрисковые расходы второго года мы оцениваем ниже, завышая эффективность проекта. По проектам, где предусмотрен капитальный ремонт с остановкой производства или большие ликвидационные затраты (примером является проект с денежными потоками -200, +530, -366, +31), это приводит к тому, что с увеличением нормы дисконта ЧДД проекта увеличивается, а не уменьшается, так что с учетом риска проект оказывается более эффективным, чем без такого учета. Казалось бы, этот недостаток легко устранить: доходы надо дисконтировать по повышенной норме дисконта, а расходы - по "обычной". Однако и это некорректно: с одной стороны, есть безрисковые или почти безрисковые доходы (скажем, от закрытия депозитов или от продажи имущества), а с другой - есть рискованные расходы (например, отчисления в дорожный фонд, пропорциональные рискованной выручке от продаж). Мои коллеги пытаются развивать этот подход, разделить денежные поступления и расходы на рисковые и безрисковые и затем дисконтировать их по-разному, но пока идут только экспериментальные расчеты, а до конкретных практических рекомендаций дело еще не дошло.
Приведу еще один довод против введения премии за риск. Она впервые появилась не в инвестиционном проектировании, а на рынке ценных бумаг. Операции с ценными бумагами считаются рискованными, их курсы колеблются, и с этими колебаниями связывается объективно существующий риск. Только относится этот риск к реальным или потенциальным владельцам ценной бумаги, это риск акционера. В нашей же экономике мы пока не дошли до того, чтобы оценивать эффективность проекта с точки зрения акционера, хотя методы такой оценки в рассматриваемых Рекомендациях изложены. Возможно, при таких оценках и надо учитывать премию за риск. Но пока для нас более актуальна оценка проекта с точки зрения участвущих в нем предприятий. И здесь ситуация в корне меняется: тот факт, что курс акций компании сильно колеблется, ничего не говорит о степени риска конкретного проекта. Поэтому к попытке приспособить премию за риск к решению задач инвестиционного проектирования надо подходить весьма и весьма осторожно, и я рекомендовал бы в расчетах эффективности ориентироваться на безрисковую норму дисконта.
В то же время, использование премии за риск, вероятно, несколько облегчит расчеты эффективности на начальных этапах инвестиционного проектирования, когда оценивается новая идея, разрабатывается инвестиционное предложение или, на худой конец, Обоснование инвестиций. Полезным будет введение премии за риск и при оценке бюджетной эффективности проекта - руководствуясь принципом умеренного пессимизма, доходы государства от рискованного проекта (включая и налоги) целесообразно рассматривать как рискованные, однако при этом следует учесть риски проекта, а не государственных ценных бумаг.
Учет риска требует и определенных изменений в системе проектирования. Каждый раз, когда инвестиционные проекты рассматриваются экспертной комиссией, эксперты задают разработчикам проекта однотипные вопросы: а скажите, что будет с вашим проектом, если изменятся условия, при которых вы оценивали эффективность (снизятся цены на продукцию, повысятся транспортные расходы, задержится ввод объекта в эксплуатацию, будет неурожайный год и т.п. в зависимости от характера проекта)? На такие вопросы надо отвечать. Конечно, можно сказать, что заданием на проектирование соответствующий анализ не предусмотрен, но с таким ответом связан риск отрицательного заключения экспертизы. Поэтому лучше к подобным вопросам подготовиться.
В результате сама практика экспертизы подводит проектировщиков к тому, что надо рассматривать разные сценарии реализации проекта. Заметьте, я начал выступление с того, что есть только один такой сценарий, и в него следует заложить умеренно-пессимистические оценки параметров проекта. А сейчас все чаще и чаще поступают иначе, рассматривая и представляя на экспертизу разные сценарии. Сколько именно - 2, 5, 10, 100 - это уже зависит от умения проектировщиков, но в конечном счете такой подход позволяет выяснить, что произойдет с проектом в той или иной ситуации. Хорошо, когда во всех рассмотренных ситуациях ЧДД положительный, но в каких-то сценариях могут возникнуть действительно неприятные последствия (ЧДД становится отрицательным, производство становится убыточным, не хватает заемных средств и т.п.). Чтобы проект был реализуем, необходимо, чтобы такие сценарии были невозможны или маловероятны. При этом необходимо агрегировать эффекты проекта при разных сценариях с учетом степени их возможности в один обобщающий показатель ожидаемого эффекта. На этой важной проблеме я за недостатком времени останавливаться не буду (кое-что в Методических рекомендациях по этому поводу сказано). Предположим, однако, что "плохие" сценарии не такие уж маловероятные. Тогда надо менять проект, и одним из путей его улучшения является изменение организационно-экономического механизма реализации проекта. В общем виде этот механизм включает систему взаимоотношений участников проекта, включая и государство. Одни его элементы помогают предотвращать риски и уменьшать их последствия. Это и резервирование, о котором уже говорилось, и условия договоров между участниками проекта, и особенно - страхование, о котором часто забывают (в денежных потоках показываются нулевые затраты на страхование). Другие элементы прямо влияют на эффективность проекта. К ним относятся различные финансовые инструменты и учетная политика предприятия, от которой зависит размер уплачиваемых налогов. Поэтому, разрабатывая проект нового предприятия, надо одновременно проектировать и его учетную политику (скажем, предусматривать ускоренную или замедленную амортизацию). Между тем, проектированием организационно-экономических механизмов, в отличие от технических, наши проектировщики раньше не занимались, а сейчас только приступают к этому.
Но, если ставить такую задачу, то возникает очень странное на первый взгляд предложение: а почему собственно говоря во главе проектировщиков стоит главный инженер проекта? Почему инженер, а не экономист или финансист? Ведь в теперешних условиях любое решение - организационное, экономическое, техническое, технологическое, экологическое - должно проверяться и обосновываться какими-то экономическими критериями. А сейчас экономистов подключают, когда основные проектные решения уже приняты. В результате многие параметры проекта оказываются либо ошибочными, либо неоптимальными. Приведу один пример. Рассмотрели ТЭО разработки, ну, скажем, Раздолбаевского нефтяного месторождения. Естественно, всем руководил главный геолог. Читаем ТЭО и видим следующее. Вначале определяется предельная толщина пласта из условия, чтобы выручка от добытой с этой толщины нефти за 15 лет возмещала затраты на добычу. Далее, количество скважин в ТЭО определено из условия, чтобы дебит на одну скважину был не меньше 2 тонн в сутки и так далее. А в конце - нормальный экономический расчет, где говорится, что основным критерием правильности проектных решений является максимальный ЧДД. Спрашивается, почему же ни предельные толщины пластов, ни количество скважин не выбирались по этому критерию? Подобные ошибки встречаются и во многих других проектах. Так, недавно рассматривали прекрасный проект Балтийской трубопроводной системы. Почти сотня томов, в том числе один специально посвящен оценке рисков. Там подсчитаны вероятности аварий и пожаров на разных участках, оценены средства, которые нужно для того, чтобы их предотвращать и ликвидировать их последствия. А теперь берем другой том, с экономическим обоснованием и видим, что все упомянутые риски и затраты на их предотвращение в денежных потоках не отражены, и даже премия за риск не введена.
Поэтому во главу угла я бы поставил проблему правильной организации проектирования, обеспечивающей экономическую обоснованность и оптимальность проектных решений. В этих целях часто предлагают использовать программные комплексы (о них мы будем говорить во второй части Круглого стола). Конечно, квалифицированным специалистам они помогают в разработке проектов. А вот у не очень квалифицированных создается иллюзия, что, введя в компьютер исходные данные, с их помощью можно сформировать хороший проект или бизнес-план. Между тем, никакая программа не может разработать бизнес-план и тем более составить пояснительную записку к нему, точно так же, как не существует никакого программного комплекса по разработке самых обычных проектов, например, строительства жилого дома (в свое время были попытки создания автоматизированной системы проектирования, но вместо этого были созданы программы для решения отдельных задач проектирования). Все дело в том, что каждый проект уникален, эксклюзивен, в нем есть свои индивидуальные технические, технологические или финансовые проектные решения, и каждое из них должно обсчитываться по-своему. При оценке эффективности проекта необходимо рассмотреть разные, но реальные (т.е. учитывающие взаимосвязи между параметрами проекта) сценарии его реализации. Однако у каждого проекта свой набор таких сценариев и автоматизированно его не сформируешь. Тем более нельзя автоматизированно сформировать и оптимизировать организационно-экономический механизм реализации проекта, в том числе и схему финансирования.

Председатель. Сергей Абрамович, все-таки это мы заслушаем во второй части Круглого стола.

Докладчик. Конечно, но я хотел лишь обратить внимание слушателей, что учет факторов риска и неопределенности, необходимость формирования и оптимизации организационно-экономических механизмов обусловливают, если хотите, более "ручной" подход к проекту. При этом искусство разработчиков проекта становится важнее, чем технические характеристики стандартной компьютерной программы. Благодарю за внимание.

Председатель. Пожалуйста, если есть вопросы какие-то, прошу.

Из зала. Сергей Абрамович, как это искусство воплотить? Каковы же все-таки могут быть, например, практические методы учета рисков, поскольку то, что вы говорили, выглядит довольно сложно?

Докладчик. Поясню свои соображения на примере. Есть фирма, разрабатывающая проект. Обычно она же будет его реализовывать или как-то иначе в нем участвовать. Эта фирма и должна собрать коллектив разработчиков, который должен действовать как единая команда при одном из руководителей фирмы. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы какие-то части проектной работы делались на стороне. Все проектные решения должны оцениваться по экономическоиу критерию. Приступив к учету факторов риска и неопределенности, надо прежде всего спросить у работников фирмы, какие опасности они видят в данном проекте? Надо понять, каких ситуаций заказчик опасается, и рассмотреть соответствующие сценарии, сколько бы их ни было. После этого надо пойти дальше к другим участникам. Скажем, проект предусматривает использование банковского кредита. Здесь надо пойти в любой банк (не обязательно в тот, который будет кредитовать проект) и задать вопрос: "Представьте себе, что к вам приходит фирма с такого рода проектом, скажите, чего бы вы опасались?". Они дадут какой-то ответ, например: "Мы боимся, что ваш директор убежит с нашими деньгами за границу". Тогда следует спроектировать такие механизмы (скажем, определенную форму контроля банка за целевым расходованием кредита), которые не допустят реализации подобного сценария. Далее, проект реализуется в определенном регионе, там есть местные власти, которые могут поддержать проект, а могут и сопротивляться. Обратите внимание, что они тоже участники проекта. Здесь также надо выяснить, каковы цели и интересы региона, чего он хочет и чего опасается. И только так вы можете сформировать некоторый набор сценариев. Вот теперь проанализируйте их, сгруппируйте и представьте участникам результаты ваших расчетов. Такие расчеты должны показать, что сценарии первой группы возможны, но ни с какими опасностями и рисками не связаны, сценарии второй группы невозможны, потому что в проекте предусмотрены меры, чтобы их не допустить (скажем, страхование или резервирование), а сценарии третьей группы могут привести к каким-то неприятностям, но такие сценарии маловероятны. Вот такого рода проектные материалы были бы положительно оценены и участниками проекта и экспертизой.

Из зала. На сегодня есть три метода оценки риска, и выглядят они следующим образом. Первый. Если у вас есть вероятности каждого исхода, в этом случае решения принимаются на основе дерева решений и рассчитанных вероятностей. Второй. Неясен какой-то параметр проекта, например, ставка. Здесь производится вариация параметров. Третье. Здесь ситуации, о которых сейчас говорилось, например, , директор может сбежать или не сбежит с деньгами. Но здесь нужна оценка рисков. Теперь, зачем все это делается. Когда у вас есть деньги, которые вы хотите вложить в тот или иной проект, и я со своим дорогим коллегой абсолютно не согласен, здесь нужно добавлять к ставке дисконтирования процент на риск. Пусть у меня есть выбор между венчурным высокодоходным проектом и проектом обычным.
Венчурный априори более доходен. Потому что внутренняя норма рентабельности в минимальном случае 50%. А для обычного проекта это, извините, потолок. Так вот как мне быть? Вот у меня венчурный проект уравновешивается более высоким риском, на стадии, когда я принимаю решение, во что вложить деньги, иного способа, чем повысить норму дисконта, нет. Второе. Зачем нужно все это выявление рисков? Причем я считаю, что как раз проектировщик скорее должен выявлять их. Теперь, когда при исчислении налога на доход в состав налоговых вычетов включили, наконец, слава тебе Господи, расходы на страхование, выявление рисков имеет одну цель - застраховать. И докладчик абсолютно прав. Если в денежных потоках по сроке "страхование" стоят нули, то, как говорят в Одессе, "мне с тобой смешно". Потому что единственную проблему представляют из себя риски, которые нельзя застраховать. Скажем, все риски коммерческого характера практически не страхуют. Понятно, по какой причине. Но, по крайней мере, уже будет прогресс, когда будут застрахованы огневые риски, транспортные риски, риски политического типа, то есть забастовок, и т. д. и т. п., это огромное дело. Вот, и основная проблема, в конце концов, это те риски, которые сегодня страховать нельзя. Вот тут надо действительно принятие решения становится искусством. Потому что незастрахованный риск не всегда покроешь резервированием.

Из зала Грачева Марина Владимировна. Я согласна с предыдущими ответами на этот вопрос, и хочу подчеркнуть одну вещь. Мне кажется, что гарантия от ошибок только одна - высочайший профессионализм аналитика. Если мы говорим, что управление - это искусство, а с этого начинаются любые учебники, то мне кажется, что аналитик, который помогает прогнозировать, он тоже должен обладать искусством. Конечно, обучение должно строиться на знании теории. Ее, в принципе, уже достаточно качественно дают наши вузы, насколько я знаю, и другие организации. Но обучение обязательно должно включать рассмотрение кейсов, примеров, раскрывающих суть методики. Мы все семинары посвящаем разбору примеров, и я считаю, что только на этом аналитик может научиться понимать, что, собственно говоря, он рассчитывал там по компьютерной системе. Он должен научиться формировать и объяснять определенный сценарий реализации проекта. Это возможно понять только на разборе примеров, и именно так нужно учить аналитиков. Поэтому очень симптоматично, можно сказать, что новая редакция Методических рекомендаций содержит определенный числовой пример.

Председатель. Спасибо. Еще был вопрос. Передайте микрофон, пожалуйста.

Из зала. У меня не вопрос, а мнение.

Председатель. Пожалуйста, извините. Прошу.

Из зала. У меня как бы два момента. На мой взгляд, все-таки понятие риска не субъективное, оно заложено в индивидуальном опыте каждого профессионала. Поэтому, финансовая инженерия по крайней мере в Америке и в Англии риском называет любое отклонение от намеченного исхода. Тогда можно подбирать и инструменты, которые устраняют только негативные последствия, предотвращают нежелательные ситуации. Теперь, относительно страхования. На мой взгляд, печальная ситуация произошла в Лондоне. Речь идет о Сити, это был построен совершенно "потрясный" офисный город, и эксперты предсказали, что в ближайшие пять лет тех денег, на которые первоначально там рассчитывали, компания не получит. Однако через три года центр заселился, и убытки, которые при продаже понесла компания, исчислялись несколькими миллиардов долларов. Были предъявлены иски экспертной компании, но они не могли быть покрыты наличными активами страховавшей экспертов страховой компании. Это привело к серии скандалов и в определенном смысле заставило произвести пересчет рисков страховых компаний и пересмотреть всю концепцию этих рисков. Спасибо.

Докладчик. Поясню свое понимание субъективности риска. Я имел в виду, что понятие неопределенности объективно (если информация о чем-то неполная, так она неполная для всех). Но, если я считаю такое-то событие для себя неблагоприятным, то другой может это же самое событие считать для себя очень благоприятным. Поэтому риск субъективен в том смысле, что он зависит от того, с чьей точки зрения, исходя из чьих интересов он оценивается. На Западе действительно, я не стал об этом подробно говорить, под риском понимаются отклонения в любую сторону. Приведу два примера, к чему это приводит. В западном же учебнике рассматривается проект, связанный с новым лекарством, а по поводу рисков говорится, что при реализации этого проекта у пациента имеется риск умереть и риск остаться в живых. Ну, если "остаться в живых", то есть отклонение в благоприятную сторону, они понимают как риск, ради бога. Но я думаю, что для России это неприемлемо. Второй пример, количественный. Сегодня утром Вам предлагают принять участие в таком "хитром" инвестиционном проекте. Если вы соглашаетесь, то вам завтра выдадут неопределенную сумму. Какую, точно неизвестно, но обязательно от 10 до 20 долларов. Это и есть неопределенность. С точки зрения западных финансовых инженеров, ваш выбор действительно связан с риском, так как есть колебание ваших доходов. Допустим, Вы соглашаетесь. После этого сегодня вечером к Вам приходит устроитель проекта и говорит: "Вы знаете, мы ошиблись. Завтра вы действительно получите деньги, но не от 10 до 20 долларов, а от 10 долларов до 20 тысяч долларов". Размер колебания увеличился, ваш проект стал более рискованным. Теперь Вы, следуя западной логике, должны были бы от него отказаться, что явно неразумно. Короче говоря, трактовка риска, как колебания в обе стороны, как раз и не соответствует ни проектной практике, ни общечеловеческому пониманию. Поэтому мы ее и отвергаем.

Из зала. Международная расчетная палата, Макаревич Лев Александрович. Я хочу задать вопрос. Так все-таки, инвестиционное проектирование - это наука или искусство? Однозначно ответить, не длинными словами, а да или нет - что это?

Докладчик. Я скажу, что это искусство. Это искусство.

Голос. Макаревич Лев Александрович. Понимаете, если мы обсуждаем вопросы искусства, то тогда перспективы решить эту задачу все-таки нулевые, потому что искусство - это нечто "поджелудочное", это ощущение, основанное на эмоциях и внутренних мировоззрениях. Мы, сторонники науки, считаем, что должны быть четко построенные определения, цели, задачи, алгоритм, система. В этом плане мне кажется очень интересным доклад, который мы выслушали и не обсуждали. Если мы ориентируем людей на то, что надо разбирать много примеров и вырабатывать у вас подход к решению задачи, основанный на внутренних ощущениях, мне кажется, это тупиковое направление. Почему я задаю и ставлю так вопрос. Представим себе, что сегодня имеется очень красиво организованная торговая площадка. На ней продается интересующий нас товар, ну, предположим, современный автомобиль, в прекрасном оформлении, с огромными "наворотами", и мы четко знаем цену этого автомобиля в зависимости от тех "прибамбасов", которыми он начинен. Логичная постановка вопроса. Нам надо принять решение - покупаем мы этот автомобиль сегодня, завтра или через десять лет, или не покупаем никогда. Есть дополнительные условия. Площадка имеет для удобства торговли один вход и совершенно другой выход. То есть с одной стороны заезжают покупатели, покупают товар и выезжают через другой выход. Логично? Логично. Но на входе у вас стоит неопределенное количество людей, у каждого из них есть право собирать с вас мзду. За что - это там определится. Количество людей неизвестно. Сколько сегодня запросит каждый из представителей клана, тоже неизвестно. Поэтому возникает некая неопределенность. Сколько вы должны внести на их счет. Но на этом не заканчиваются условия игры. Условия следующие - для того, чтобы вы с товаром выехали с этой площадки, вы должны заплатить определенную мзду неизвестному количеству людей по неизвестным расценкам. Скажите, как мы будем решать эту задачу, исходя из условий внутренних ощущений? Искусство поможет нам решить эту проблему.

Голоса. Конечно... Совершенно точно...

Докладчик. Отлично. Значит правильно был выбран пример, раз вы сразу поняли, о чем идет речь. Так вот я хочу, чтобы мы примерялись сегодня не к американским условиям жизни, не к западным условиям, потому что мы все время сравниваем наши подходы и методы с Западными. Зачем нам условия игры на Западе, когда там четкие определения, четкие границы, с точно установленной нормой, и можно планировать бизнес на ближайшие 10, 20, 30 и 50 лет. У нас сегодня каждую неделю меняются условия работы, меняется не только система налогов, но и система и функции налоговых служб. У нас множество других отличий. И тогда мы попробовали разработать алгоритм, методику, подход, для того чтобы как-то решить задачу оценки проектов в наших условиях. И последнее. Нам говорят, что, если просчитывать большое число сценариев, это может повысить стоимость проекта. Но это не совсем так. Расчеты сотен вариантов с помощью программного комплекса на компьютере, с помощью формализованного подхода делаются быстро и стоимость проекта не повышают. Беда, однако, в том, что это не варианты, точнее, это не те варианты. А вот сформировать и оценить "настоящие" варианты возможной реализации проекта - это искусство, и это требует затрат. В том числе и потому, что у нас самые главные расходы, те, о которых выше говорилось, на входе и на выходе, это расходы неофициального характера, это денежные потоки теневой или серой экономики. Поэтому, прежде чем решать задачи разработки и оценки проектов, не следует ли вернуться к условиям реализации инвестиционных проектов в стране, начать изменять правила игры, заняться совершенствованием механизмов управления не только проектами, но и экономикой в целом? Но, если такие изменения произойдут, то какие-то из методов принятия и обоснования проектных решений придется изменить соответственно.

Председатель. Слово предоставляется Чугунову Александру Васильевичу - проректору по информатизации Российской экономической академии имени В.Г.Плеханова